ТЕКСТЫ КНИГ ПРИНАДЛЕЖАТ ИХ АВТОРАМ И РАЗМЕЩЕНЫ ДЛЯ ОЗНАКОМЛЕНИЯ
АМЕРИКАНСКИЙ И ЯПОНСКИЙ СТИЛЬ. Различия. I
.
АМЕРИКАНСКИЙ И ЯПОНСКИЙ СТИЛЬ. Различия. I
Я как-то пожаловался одному американскому другу, что теперь
становится все труднее найти товар, который был бы полностью произведен в США,
а он сказал: «Возьмите некоторых из наших юристов, чисто американский продукт!»
Мы оба посмеялись этой шутке, но на самом деле это не смешно.
Юристы в моих глазах стали одним из главных символов как
различия между американским и японским стилями в бизнесе и в управлении, так и
слабости американской системы. В своих выступлениях в США, в том числе в школе
управления имени Джона Ф. Кеннеди при Гарвардском университете, я совершенно
откровенно высказывал свое мнение о юристах.
Американцы знают, что почти все отношения между отдельными
компаниями, а также отношения между компаниями и правительством со всеми его
ведомствами, как, например, комиссия по операциям с ценными бумагами и бирже и
коммиссия по справедливым условиям торговли, всегда связаны с юридическими
проблемами. Американцы, по-видимому, считают, что это в порядке вещей, но я не
могу так спокойно к этому относиться. Эти юридические проблемы оказывают
серьезное воздействие на ведение дел и, что еще хуже, на то, как
предприниматели в Америке понимают свою роль. Американские бизнесмены,
по-видимому, считают вполне естественным, что им всегда приходится
оглядываться, чтобы посмотреть, не стоит ли кто-нибудь за ними с готовым
судебным иском. Им приходится постоянно думать о своей защите от нападения
сзади, вместо того чтобы двигаться вперед и смотреть в будущее. Вторжение
юристов и юридического образа мышления в самые разнообразные области
американского бизнеса представляет собой резкое отличие от стиля и философии
японского менеджмента, но поскольку японский бизнес приобретает все более
интернациональный характер, мы, японцы, должны все более внимательно относиться
к юристам. Я надеюсь, что мы никогда не пойдем по пути американцев в этом
отношении. Хотя я усвоил многое из американской системы, я предпочитаю японскую
систему. Я не думаю, что все, что мы делаем в Японии, хорошо. Потому что это
действительно не так. Но я полагаю, что более ясное понимание различий может
устранить некоторые неправильные представления.
Я познакомился с деканом школы управления имени Кеннеди
Грэмом Эллисоном на Симодской конференции, периодически проходящей в Японии
встрече американских и японских ученых, бизнесменов и других, получившей свое
название по имени города, где находилось первое американское консульство в
Японии. Эти конференции дают большие возможности для общения, для взаимного
изучения, для изложения своих мнений в целях содействия росту взаимопонимания и
просто для установления новых контактов. В своих беседах с деканом Эллисоном я,
должно быть, с большим чувством высказался на тему о юристах, потому что он
пригласил меня выступить в своей школе, и в письменном приглашении он определил
«провокационное» название моей речи: «Роль юристов в ослаблении
предпринимательских усилий в США».
Когда я начал исследования по своей теме, я обнаружил, что
есть другие бизнесмены, которые обеспокоены проблемами, создаваемыми юристами
для предпринимателей и для американского общества в целом. Мой друг Джон Опель
из «ИБМ» несколько лет назад написал статью под заголовком «Наше сутяжническое
общество», так что я понял, что я не одинок в своем мнении о том, что юристы и
тяжбы стали серьезным препятствием для бизнеса, а то и хуже. Один американский
друг как-то рассказал мне, что в некоторых случаях, когда юристы вмешиваются в
дорожный инцидент, они порой забирают шестьдесят пять процентов страховки или
присужденных судом денег, оставляя жертве всего тридцать пять процентов. Это
ненормальная ситуация, с нашей точки зрения.
В США более пятисот тысяч юристов, и, как я слышал, каждый
год более тридцати девяти тысяч человек сдают экзамены на право заниматься
адвокатской практикой, так что число юристов постоянно растет. В США многие
люди получают юридическое образование, хотя они не намерены работать юристами.
У нас в Японии примерно семнадцать тысяч юристов, и их число увеличивается
примерно лишь на триста человек в год. Экзамены на право заниматься адвокатской
практикой так сложны, что их выдерживают менее трех процентов, пришедших на
экзамен. Те, кто выдержал экзамен, поступают в национальный институт
юридической практики, где они выбирают одну из трех отраслей юридической
деятельности: государственную службу в качестве прокурора или судьи или же
частную практику.
Триста ежегодных выпускников институтов обычно почти поровну
делятся на прокуроров, судей и частных юристов. Конечно, есть тысячи молодых
людей, которые изучают законы, получают степени и затем поступают в частные
компании, где они занимаются юридическими проблемами корпорации, почти так же,
как американские юристы, но они не могут работать в суде. Другие лица с
юридическим образованием иногда работают в качестве арбитров. У нас в Японии
нет таких крупных юридических фирм, как в США, где парадные двери, а иногда и
фронтоны зданий украшают таблички с именами десятков юристов. Кроме того, когда
в Японии кто-либо подает иск в гражданский суд, он должен уплатить
безвозвратную сумму, размеры которой зависят от суммы, о которой идет речь в иске.
Если он проиграет дело, ему придется также заплатить судебные издержки. Это
одна из причин, почему в начале существования нашей компании мы сразу не
решились подать в Токио в суд против компании «Валком трейдинг», которую мы
обвиняли в нарушении нашего патентного права на магнитофон; мы не могли
позволить себе терять деньги, если дело будет тянуться долгое время, что
приводит к увеличению судебных издержек.
Хотя мы в Японии не плодим юристов, наши суды все же
перегружены делами, на разбор которых потребуются долгие годы, что частично
объясняется тем, что в стране мало юристов. Такое положение также имеет
тенденцию отбивать охоту к несерьезным тяжбам, потому что, когда люди идут в
суд, они знают, что для решения вопроса потребуется очень много времени. Поэтому
большинство простых конфликтов между людьми и даже многие конфликты между
компаниями улаживают с помощью арбитров. Но, как бы ни были перегружены
японские суды, это ничто по сравнению с ситуацией в Америке, где, по расчетам
Опеля, в 2010 году на апелляцию будет подан почти миллион дел.
В то время как США во всю производят юристов, мы еще более
энергично производим инженеров. У нас в два раза больше инженеров с высшим
образованием, что означает, если принять во внимание соотношение численности
населения наших стран (численность населения США почти в два раза превышает
численность населения Японии), что у нас инженеров в четыре раза больше. Только
в электротехнической области мы выпускаем каждый год около двадцати четырех
тысяч инженеров против примерно семнадцати тысяч в США.
Помня об этой ситуации, в один июньский день 1982 года я
прилетел в Бостон, чтобы выступить там с речью, и поехал в Гарвардский
университетский городок, где меня встретил декан Аллисон. Когда я посмотрел на
слушателей, собравшихся в Фэньюил-холле, я подумал, что в зале, наверное, сидит
очень много юристов и что это все-таки Америка, поэтому мне лучше всего начать
с извинений. «Позвольте мне прежде всего отметить,— начал я,— что все, что я
сейчас скажу, это мое личное наблюдение, а не мнение, имеющее какое-либо
юридическое значение. Я не хочу иметь никаких юридических проблем».
Аудитория вовсе не была враждебно настроена, и после моего
вступительного замечания раздался смех. Но я не мог не сказать все, что у меня
накопилось в сердце и в голове. Я рассказал о своем первом опыте с
американскими юридическими процедурами в связи с созданием нашей компании, а
также о том, что я многому тогда научился. Хотя в первый период деятельности
нашей компании я знал законы достаточно хорошо для японца, все мои знания
вертелись главным образом вокруг проблемы патентов и других проблем, имевших
прямое отношение к нашей продукции. Мы ничего не знали о контрактах, принципах
консолидации баланса и о других сложных вопросах, например об отношениях с американскими
правительственными ведомствами, в которые вы не можете обращаться сами, а
только через своего юриста.
Я сказал, что сегодня у нас в компании работает много
юристов, что мы связаны со многими юридическими фирмами в Америке и в других
странах и что они дают нам ценные советы. «Но если мы будем чересчур
прислушиваться к юристам,— сказал я,— мы не сможем заниматься делом. Роль
юриста для бизнесмена очень важна, но я также считаю, что в этом заключается
опасность. Даже если юристы подумают о всех возможных рисках, может произойти
что-то непредсказуемое». Я рассказал о своем американском друге, который так
боялся упасть в ванной и ушибиться, что покрыл ее резиной, а потом однажды
ночью он упал в своей спальне и сломал ногу.
После такой разминки я перешел к теме и сказал:
«Поскольку у вас так много юристов, они должны найти себе
дело. Иногда они создают его сами. Я знаю, что здесь сидят специалисты. Однако
я все же считаю, что дело обстоит именно так. Порой юристы сочиняют
бессмысленные иски, в вашей стране все судятся со всеми. Дела, за которые юрист
получает гонорар в зависимости от их исхода, вызывают в Японии осуждение [
Осуждение системы, при которой юрист получает гонорар, только выиграв дело и
только в виде части присужденной ею нанимателю суммы, спорно. Она имеет и
положительные стороны. Например, в США именно на этой основе функционирует
эффективная система защиты прав потребителей. Отдельный потребитель, купивший
некачественный товар, часто беспомощен, если фирма-изготовитель не желает
признать его прав. Не судиться же с ней из-за, скажем, сломавшейся раньше
времени бритвы. Юристы, профессионально ведущие подобные дела, гораздо легче
добиваются от суда благоприятного решения. И это не стоит потребителю ни цента:
юристу идет лишь часть присужденной компенсации, той компенсации, которой без
помощи юриста он вообще никогда не получил бы с компании-изготовителя.— Прим.
ред.], в США же это — обычное явление. И я знаю, что сейчас на рассмотрении в
американских судах находятся дела, связанные с большими денежными суммами,
которые, как мне кажется, были искусственно придуманы юристами. Американские
компании ведут их потому, что в оплату юристу пойдет часть выигранной суммы и
платить придется, только если дело будет выиграно.
Еще хуже, по моему мнению, то, что в этой атмосфере
сутяжничества, созданной в США, по-видимому, никто никому не доверяет. Я часто
говорю своим помощникам:
«Никогда никому не доверяйте». Но при этом я имею в виду,
что не следует доверять свою работу другому и надеяться, что он выполнит ее
так, как вы хотите. Поэтому не надо взваливать на кого-то бремя выполнения
своих желаний. В Японии мы обычно доверяем друг другу, вот почему правительству
и промышленности удается так хорошо ладить между собой со времени окончания
войны, хотя между ними довольно часто возникают споры.
В США бизнесмены зачастую не доверяют своим коллегам. Если
вы доверитесь вашему коллеге сегодня, завтра он может стать вашим соперником,
потому что люди часто переходят из одной компании в другую. В такой ситуации
всеобщее недоверие друг к другу становится почти неизбежным. Управляющие не
доверяют работникам, а работники не доверяют управляющим. Правительство не
доверяет предпринимательским организациям или промышленникам, а промышленники
не верят правительству. Бывает, что и в семье муж не доверяет жене, а жена не
доверяет мужу, хотя это свойственно не только американцам. Пожалуй,
единственный человек, которому вы можете в Америке доверять, это, по-видимому,
ваш юрист. Тайна бесед и переписки между юристом и его клиентом охраняется
законом. Все остальное может стать в суде известным, так как же вам довериться
кому-либо еще?
У меня было много трудностей с американской юридической
системой, поэтому я считаю, что хорошо подготовлен для беседы о ней. Мы создали
нашу компанию в США как компанию «Сони Америка», американскую компанию, и мы
являемся добрыми гражданами делового мира Америки. Нам сразу же пришлось
познакомиться с американскими ведомствами и юридическими процедурами, и мне
очень повезло, что моим учителем был такой юрист, как Эдвард Розини. Мне трудно
было понять необходимость некоторых вещей, но я научился подчиняться
бесконечным юридическим требованиям. Однако я считаю, что в Америке существует
такое явление, как юридические преследования, и я приведу здесь яркий пример
этого.
В 1968 году Ассоциация электронной промышленности подала
жалобу в министерство финансов, утверждая, что японские компании, производящие
телевизоры, продают их в США по более низким ценам, чем в Японии, короче
говоря, выбрасывают их по демпинговым ценам, причиняя убытки местным
производителям. В компании «Сони» было проведено расследование и никаких
подтверждений обвинений в продаже по демпинговым ценам обнаружено не было, но
поскольку все японские компании находились под подозрением, «Сони» еще
несколько лет подвергалась невероятно утомительным, неэффективным, поглощавшим
много времени и денег расследованиям. Наконец, в 1975 году нас вычеркнули из
постановления суда о продаже телевизоров по демпинговым ценам, включать в
которое нас не было никаких оснований. Но по техническим причинам, чтобы
закрыть это дело, потребовалось еще восемь лет.
В 1970 году, когда эти расследования еще продолжались,
японские производители телевизоров, в том числе «Сони», были поименованы
ответчиками в частном антитрестовском иске, поданном американской компанией,
производящей телевизоры, «Нэшнл юнион электрик» («НЮЭ»), которая выпускала
телевизоры «Эмерсон». В этом иске тоже содержалось обвинение в демпинге.
Некоторым из моих лучших штатных юристов, а также юристов со стороны, пришлось
тяжело потрудиться в течение десяти лет, прежде чем федеральный окружной суд в
Филадельфии вынес решение в нашу пользу, отметив, в частности, что ввиду
позиции «Сони» как компании, продающей товары на американском рынке по самым
высоким ценам, «нелогично» подозревать ее в участии в демпинговом заговоре. Тем
не менее потребовалось еще два с половиной года, чтобы это решение подтвердил
апелляционный суд.
Я думал, что с этим делом уже покончено, но я ошибался. Одно
объединение американских производителей цветных телевизоров и их профсоюзы
подали петицию в комиссию по делам международной торговли, утверждая, что они
терпят убытки из-за увеличения экспорта японских цветных телевизоров. Президент
Джимми Картер не поддержал рекомендацию об увеличении пошлин на двадцать
процентов, но заключил с японским правительством соглашение об упорядочении
сбыта, ограничивавшее экспорт на три года. Это соглашение распространялось и на
мою компанию, хотя не было никаких признаков увеличения объема наших продаж в
США в размерах, которые могли бы причинить ущерб американским производителям
телевизоров.
И словно этого было мало, чтобы окончательно измотать нас,
поступили еще две петиции, требующие наложить более высокие пошлины на нашу
продукцию. И далее когда министерство финансов США при разборе этих дел пришло
к выводу, что производство электроники не субсидируется японским
правительством, компания «Зенит» подала иск против американского правительства
из-за этого постановления! Они оспорили это постановление и заявили, что
возврат переплаченной суммы японского налога с оборота при экспорте товаров
представляет собой скрытую форму субсидий [Некоторые или все внутренние налоги,
уплаченные производителем товара, возвращаются фирме, если товар направляется
на экспорт. Япония в данном случае следует обычной международной практике.—
Прим. ред.]. Через три года Верховный суд отклонил иск «Зенита». Я должен
сказать, что все это — и есть еще многое, о чем я не хочу говорить,—
свидетельствует о том, что американские компании используют законы, чтобы
чинить препятствия и практически блокировать японский импорт. Эти компании
потратили миллионы долларов на судебные баталии, но они так и не повысили свою
конкурентоспособность по отношению к японским производителям телевизоров. Результатом
оказались горечь и поражение. Единственными, кто оказался в выигрыше, были не
потребители, американские компании или японские фирмы, а юристы. И поэтому,
если я использую в своей речи выражение «Ослабление предпринимательских
усилий», как предложил декан Эллисон, то я думаю, что это уместно.
Примером того, что беспокоит меня больше всего в связи с
проблемами, которые создаются юристами, может служить дело компании «Нэшнл
юнион электрик», о котором я уже упоминал раньше. Пока это дело тянулось, мне
пришло в голову, что это будет стоить всем участникам процесса очень много
денег и что было бы весьма разумно как-то договориться, чтобы положить конец
этим расходам. Материнской компанией «НЮЭ» была компания «Электролюкс», и я
пошел туда, чтобы встретиться с ее председателем Хансом Уэртеном, которому
предложил обсудить вопрос об урегулировании этого дела. Но он сказал, что от
него ничего не зависит и что он должен получить согласие своего юриста. Я не
вижу ничего дурного в обращении к юристу за советом, но зачем же давать им
такую большую власть? В данном случае Уэртен даже боялся, что, если он уладит
дело с «Сони», его собственный юрист может подать на него в суд!
Уэртен дал письменные показания нашему адвокату в 1978 году
и, подробно рассказав о нашей встрече, отметил: «Однако, как бы мне ни был
симпатичен Морита, мне пришлось ему сказать, что этот иск абсолютно не в моей
власти. Я сообщил ему, что мы заключили соглашение с нашими юристами о том, что
они будут вести дело за компенсацию, размеры которой будут зависеть от его
исхода… Это значит, что я не могу начать давать распоряжения моим юристам о
том, чтобы они закрыли одно дело или возбудили другое. Это дело должны вести
они. Я сказал Морите, что я просто не имею права давать распоряжения в связи с
этим делом…»
У меня нет никаких доказательств, что его юрист взял в свои
руки это дело, чтобы получить в результате большой адвокатский гонорар, но я
сильно подозреваю, что дело было именно в этом, потому что Уэртен сказал мне,
что его юрист представляет его компанию за гонорар, зависящий от исхода дела, и
что сумма, которую можно выиграть в этом деле — по старому закону она в три
раза превышала ущерб, в случае если он будет доказан,— составляет 360 миллионов
долларов. На чьей бы стороне ни была правда в этом инциденте, порочна сама
система. Возмещение ущерба в тройном размере в сочетании с правом выдвигать
частные иски (решения по которым при разборе дел по подозрению в нечестной
конкуренции выносятся на основании закона о доходах 1916 года) и выплатой гонораров
в зависимости от исхода дела, по-видимому, стимулируют клиентов и их юристов
возбуждать антитрестовские дела, чтобы разделить между собой компенсацию за
ущерб. Эта идея, должно быть, исходит от юристов, вот почему я говорю, что
именно юристы создают проблемы.
Вероятно, для ведения дел, за которые юрист получает гонорар
в зависимости от их исхода, есть какие-то основания. Иногда это дает
возможность людям, которые не могут позволить себе нанять юриста, составить
законный иск, и я знаю, что это разрешается законом США и фактически не
запрещено в Японии. Но мне кажется, что выплата гонораров в зависимости от
исхода дела не должна распространяться на крупные промышленные компании.
Многие американцы, по-видимому, гордятся враждебными
отношениями между правительством и компаниями, словно их цели антагонистичны по
своей природе. В Японии мы так не считаем. Если говорить откровенно, то,
нравится нам это или нет, правительство фактически является совладельцем нашей
фирмы, хотя ему не принадлежит ни одна акция «Сони» и оно никогда не идет на
риск. И американское правительство таким же образом тоже является партнером
американских бизнесменов. Японское правительство забирает более пятидесяти
процентов наших прибылей, и это в определенном смысле приравнивает его к
партнеру, владеющему контрольным пакетом акций. Поэтому наше правительство
хочет, чтобы его партнер много работал и получал прибыли. Тогда компания сможет
сохранить рабочие места, что позволит фирме и ее работникам платить налоги, а
не жить на вспомоществование. Такая система имеет дальний прицел. Поэтому, хотя
у нас часто возникают разногласия с правительством и его бюрократией, которая
фактически управляет правительством, и хотя я часто критикую конкретные
правительственные программы или политические решения, я знаю, что оно в
основном нас поддерживает.
Мне кажется, что американская система менеджмента при
принятии решений о делах компании в слишком большой степени полагается на
помощь извне. И это объясняется неуверенностью в своем рабочем месте, которую
испытывают американские руководители, принимающие решения, в отличие от
управляющих японских компаний. Из-за юридического требования о публикации
сведений о компаниях результаты работы управляющего каждый квартал выставляются
напоказ и слишком часто управляющего оценивают на основе такого близорукого
метода. По-видимому, после «великой депрессии» 1929 года причины для
государственного регулирования и/или постоянной публикации отчетов были
очевидны для всех и защита акционеров была важной целью. Но комиссия по
операциям с ценными бумагами и бирже и комиссия по внешней торговле стали
чем-то вроде полицейских. И, быть может, это оправданно в США, где слишком
много случаев, когда управляющих арестовывают за экономические преступления.
В Японии человек, который занимал руководящий пост и был
облечен доверием, покрывает себя позором, если обманывает это доверие.
Поскольку наше общество замкнуто, он не может оставаться на своем месте или
продолжать причинять ущерб в другой компании, как это делается в США и Европе.
Зачастую, если в компании допущена серьезная ошибка, нарушен закон или
подорвано доверие потребителей, в отставку уходит председатель компании,
который берет на себя ответственность за ошибку своей компании. И это несмотря
на то, что крайне редко такого управляющего считают лично ответственным за
ошибку.
Так, например, в 1985 году после катастрофы самолета «Джапан
эйрлайнз» «Боинг-747», самой тяжелой авиационной катастрофы, в которой погибли
520 человек, председатель «Джапан эйрлайнз» ушел в отставку. За несколько лет
до этого он лично посетил оставшихся в живых, а также родственников жертв менее
значительной катастрофы. Глава известного токийского универмага, который
отличался своим властным характером и экстравагантностью, произвел сенсацию,
когда скандальная история с продажей поддельного персидского антиквариата
причинила ущерб деловой репутации его прекрасной старой компании. Когда он
отказался уйти в отставку и взять ответственность за это на себя, его правление
в нарушение давних традиций проголосовало за его увольнение. Поскольку в Японии
управление компанией ведется с дальним прицелом и является коллегиальным, уход
одного из руководителей не повлияет на долгосрочные цели компании или ее
отношения с работниками и поставщиками. В этом случае скандал был настолько
унизительным для фирмы, что правление сочло необходимым отказаться не только от
председателя правления, но и от внесенных им изменений в стиль управления
компанией. Правда, такое событие, когда правление японской компании увольняет
одного из главных управляющих, происходит очень редко.
Но различия между американскими и японскими компаниями не
ограничиваются лишь различиями в культуре. Если спросить японского
управляющего: «Какова ваша самая главная обязанность?», он всегда ответит, что
на первом или одном из первых мест для него стоит сохранение занятости и
улучшение условий жизни рабочих. Чтобы иметь возможность делать это, компания
должна получать прибыли. Получение прибылей никогда не будет занимать первого
места в списке задач. Большинство американских управляющих, которых я знаю,
поставят на первое место дивиденды вкладчикам или годовые прибыли. Это их
обязанность, потому что ее возложили на них инвесторы, и, чтобы не потерять
работу, они должны постоянно радовать инвесторов. Совет директоров представляет
инвесторов, и, если руководитель компании не может обеспечить им дивиденды в
размерах, которые те хотят получить, он будет уволен. Это дает ему право
использовать завод и оборудование компании, а также рабочих как средство для
достижения своей цели. И это опасно.
Когда я несколько лет назад посетил американский завод
телевизоров на Среднем Западе, я сказал управляющему, что, как мне кажется, ему
надо купить более современное оборудование, чтобы повысить производительность
компании. Его ответ потряс меня. Он заявил, что его оклад зависит от финансовых
успехов компании и что он не пойдет ни на какие долгосрочные капиталовложения,
которые могут привести к сокращению его оклада и от которых выиграет следующий
управляющий, который придет через год или около того. В делах наших совместных
предприятий я часто отмечал, что мы в Японии предпочитаем делать
амортизационные отчисления быстро, на основе постоянного процента, и продолжать
свое дело, в то время как наши американские партнеры, по-видимому, всегда
предпочитают делать амортизационные отчисления в течение продолжительного
периода, исходя из постоянной суммы.
После войны реформа закона о труде и уничтожение холдинговых
компаний, принадлежавших отдельным семействам, послужила главным толчком для
перестройки в Японии. Мы также изобрели систему профсоюзов, в которой работники
компании становились обособленной ячейкой, а не обезличенным профсоюзом целой
отрасли промышленности, множество которых в конечном счете возникло в США.
Конечно, профсоюзы японских компаний входят в ассоциации профсоюзов, которые
ставят цели и пытаются в целом согласовывать проблемы и требования входящих в
них профсоюзов. Но нам в Японии удается поддерживать мир с рабочими главным
образом потому, что управляющие не используют рабочих как орудие и стараются
быть в курсе забот рабочих. Разумеется, у одних компаний это получается лучше,
чем у других.
Не так давно в Париже кто-то без задних мыслей сказал мне,
что Япония — капиталистическая страна. Я возразил на это, что, быть может,
внешне это выглядит так, но в действительности было бы более правильно сказать,
что в Японии существует социалистическая [Вряд ли нужно серьезно доказывать,
что это не так. Доводы А. Мориты весомы, но они говорят не о социалистическом
характере экономики Японии, а о том, что, будучи капиталистической, она в
сравнении с другими буржуазными государствами обладает очень сильной
спецификой. Причем далеко не всегда эти особенности свидетельствуют о большем
равенстве и социальной справедливости, чем в других странах Запада. Так, в
Японии доля национального дохода, приходящаяся на доходы от собственности и
предпринимательской деятельности (то есть, по существу, официально показываемая
доля доходов буржуазии в общих доходах всего населения), является одной из самых
высоких в мире. В 1984 году она составляла 30,2% против 23,9% в США и 25,3% в
Англии.— Прим. ред. См.: «Internationale Wirtschaftszahlen 1987».
Kцln, «Deutscher Instituts-Verlag GmbH», 1987, S. 22.] и равноправная
свободная система свободной экономики. Когда после войны была проведена реформа
законов, многим американцам, так же как японцам, казалось, что такой сдвиг
влево может оказаться опасным. Законы о труде, которые практически запрещали
увольнять людей, казались, особенно старым управляющим, ужасным вторжением в
сферу, в которой руководство компании традиционно обладало полной властью. Но
им пришлось примириться с этими законами, и они использовали их в интересах
всех. Японские управляющие считали, что если все работники компании будут
считать себя одной семьей,— а в конечном счете японцы почти инстинктивно
испытывают такие чувства, порожденные их принадлежностью к одному народу,— быть
может, будет легче вывести Японию из того трудного положения, в котором она
оказалась. Таковы были настроения, которые привели к созданию того, что
американцы первыми назвали «Япония инкорпорейтед» [ To есть «Акционерное
общество Япония». Это выражение используется, чтобы подчеркнуть, что в
международных экономических отношениях все японские фирмы и японское правительство
действуют как единое целое.— Прим. ред.].
В целом в США отношение руководства к рабочим и даже к
руководителям низшего звена очень иерархично, гораздо больше, чем в Японии,
восточной стране, где представители Запада всегда предполагают наличие таких иерархий.
Когда я посетил в Иллинойсе завод по сборке телевизоров «Моторолы», первое, на
что я обратил внимание,— это то, что конторы были оборудованы кондиционерами,
но в цехах было душно, рабочие были мокрыми от пота, а большие шумные
вентиляторы гоняли горячий воздух. Рабочие трудились в очень плохих условиях, и
я подумал: «Как можно получить качественную работу от людей, которые трудятся в
таких условиях? И какое лояльное отношение могут ожидать от них большие боссы в
своих прохладных кабинетах?» В Японии часто говорили, что в цехах, где
создаются материальные ценности, всегда более конфортабельные условия, чем в
домах рабочих. Это положение изменилось, так как японские рабочие стали более
зажиточными и кондиционеры в домах стали обычным явлением. К середине 1984 года
они были установлены более чем в половине японских домов и квартир. Но в конце
пятидесятых годов мы устанавливали кондиционеры на наших заводах раньше, чем в
конторах.
Управляющие в Японии не придают большого значения удобствам.
Им не свойственна борьба за кабинет с ковром, графином для воды и оригинальной
картиной на стене. Совсем недавно одна американская компания, которая
производит очень сложное оборудование для построения графиков с помощью
компьютеров, учредила совместное предприятие с японской компанией, и японский
партнер сказал своему зарубежному компаньону: «Мы хотели бы, чтобы вы
спроектировали демонстрационный салон, а нам позвольте, пожалуйста,
спроектировать помещение для конторы наверху». Такое предложение показалось
достаточно разумным. Демонстрационный зал был прекрасно оборудован, с мягким
освещением и удобными креслами для гостей и клиентов. Для демонстрации
оборудования использовались современные методы, в салоне часто проводились
видеопоказы, а также имелись элегантные четырехцветные проспекты о компании и
ее продукции. Наверху весь штат сотрудников конторы был размещен в одном
большом открытом зале без перегородок, просто ряды столов с телефонами, шкафы с
документами и другая необходимая мебель в простом, весьма спартанском стиле.
Американский партнер был очень удивлен, и его японский коллега пояснил: «Если
японские клиенты придут в контору новой, еще не окрепшей компании и увидят
плюшевый ковер, отдельные кабинеты и слишком большой комфорт, они заподозрят,
что это несерьезная компания, что она уделяет слишком много внимания и тратит
слишком много средств на комфорт управляющих и, наверное, мало на производство
товара или на потенциальных заказчиков. Если мы через год достигнем успеха, мы
сможем поставить невысокие перегородки. По прошествии двух-трех лет мы,
возможно, дадим главному управляющему отдельный кабинет. Но пока мы должны
напоминать всем о том, что мы вместе прилагаем все силы, чтобы компания имела
успех».
Я полностью согласен с этим. Мы хотим, чтобы все работали в
самых лучших условиях, но мы не верим роскошным и солидным отдельным кабинетам.
Или, если говорить точнее, это не пользуется у нас приоритетом. У нас в «Сони»
повсюду комфортабельные кабинеты и есть несколько новых внушительных зданий, но
наша штаб-квартира в Токио — это всего лишь перестроенное здание фабрики. Мы
сделали его комфортабельным и функциональным, но меня все еще несколько
беспокоит, что гостям приходится подниматься по лестнице два небольших пролета,
чтобы попасть в приемную. В целом, в японской промышленности деньги
вкладываются в то, что имеет непосредственное отношение к продукции. И зачастую
здание, где размещено заводское управление, очень похоже на склад. Но внутри
будет все необходимое. В своих контактах с иностранными компаниями я очень
часто видел, что таким второстепенным вещам, как внешний вид здания и
обстановка кабинетов, уделяется гораздо больше времени, внимания и денег, чем
они этого заслуживают. Очевидно, в некоторых компаниях важно произвести
впечатление на клиентов, но те, кто занят в производстве аппаратного
оборудования, редко нуждаются в этом. Мы предпочитаем заботиться об атмосфере
на наших заводах, о создании комфортабельной, простой и приятной рабочей
обстановки, что, как мы считаем, оказывает прямое воздействие на качество
продукции.
Когда мы создавали нашу компанию, одежда на «черном рынке»
была в дефиците и стоила очень дорого. Люди приходили на работу в странном
одеянии; демобилизованные солдаты носили остатки военной формы или старомодные
костюмы, хранившиеся много лет. Если кому-то удавалось достать хороший костюм,
он не хотел ходить в нем на работу, где была опасность прожечь в нем дыру
кислотой или испачкать. У некоторых из наших работников просто не было денег,
чтобы купить рабочую куртку. Поэтому мы купили на деньги компании рабочие
куртки для всех. Довольно скоро эти куртки стали символом дружной семьи
работников нашей компании. Когда компания разбогатела, мы могли выбросить эти
куртки — у нас были летние и зимние куртки, потому что все мы получали большую
заработную плату и могли позволить себе купить собственную куртку. Всем,
по-видимому, понравилась сама идея, и поэтому мы решили продолжать обеспечивать
всех куртками. Вначале у нас, управляющих, были цветные ярлычки с фамилией,
отличавшиеся от остальных, но в конце концов мы стали носить такие же ярлычки,
как все. Сегодня эти куртки и ярлычки носят повсюду, даже там, где из-за
классовых различий их сначала не решались надеть. Многие из нас полюбили наши
синие куртки, и я все еще иногда надеваю свою.
Но в начале семидесятых годов, когда были восстановлены
дипломатические отношения с Китайской Народной Республикой, расширились
контакты и стали публиковаться сообщения о КНР, газеты стали часто помещать
фотографии больших групп китайцев в одинаковых маодзэдуновских куртках, и пошли
шутки насчет того, что, когда мы собираемся вместе, мы очень похожи на
китайцев, изображенных на этих фотографиях.
Я решил сменить куртки. Поэтому на тридцать пятую годовщину
«Сони» я обратился с просьбой к модельерам нескольких токийских универмагов с
просьбой принять участие в конкурсе за контракт на конструирование модели и
изготовление новых курток для всей компании. Я счел, что все модели, которые
они предложили, очень хороши, и некоторые из наших работников носили эти
куртки, чтобы посмотреть, удобно ли в них работать. Ни одной из них мы не могли
отдать предпочтение. В конце концов я обратился с этой проблемой к моему другу,
известному модельеру Иссэи Миякэ. Он пришел в компанию посмотреть, как работают
люди. Он приходил на заводы, в лаборатории и конторы, чтобы понаблюдать, какие
движения им приходится делать, и примерно через год он пришел с серой курткой с
красным кантом простого и искусного покроя, с отстегивающимися рукавами,
позволявшими превратить куртку в своего рода жилет, который можно было носить
круглый год. Это положило конец жалобам; я правильно рассчитал, что даже если
кому-то не понравятся эти куртки, он не очень-то будет жаловаться, если будет
носить вещь, сделанную одним из лучших модельеров мира. Чтобы никто в этом не
сомневался, я настоял на том, чтобы на каждой куртке Миякэ был его ярлык.
Сегодня такие куртки вполне заменяют для работников «Сони» кредитную карточку в
районе нашего завода. Когда люди носят куртку, они чувствуют себя частью нашей
команды, и торговцы в округе часто продают нашим рабочим в кредит, полагаясь
только на куртку и удостоверение.
.
