ТЕКСТЫ КНИГ ПРИНАДЛЕЖАТ ИХ АВТОРАМ И РАЗМЕЩЕНЫ ДЛЯ ОЗНАКОМЛЕНИЯ
Наукообразие экономической теории
.
Наукообразие экономической теории
Чтобы возникла система, необходимо, чтобы её элементы связались
в единое целое. Чтобы возникла экономическая система, необходимо, чтобы
взаимодействия между людьми — её «элементами» — сложились в связные
социальные структуры — главным образом речь идет здесь о взаимодействии людей в
тех областях деятельности, которые мы относим к производству и распределению.
Особые возможности проникновения экономической науки в эти системы связаны с
тем, что поведение отдельных частей рыночной системы обнаруживает
закономерности, подобные тем, которым подчиняются элементы естественных систем
(даже если это сходство никогда не бывает полным). Например, если предположить
неизменным уровень дохода и систему предпочтений, то, при прочих равных
условиях, акт приобретения некоторого количества товара можно описать с
помощью математической функции цены на этот товар. Аналогичные
«законы» описывают взаимосвязь между затраченным трудом и
вознаграждением, между доходом и потребительскими расходами. Таким образом,
действия, совокупность которых образует рыночный «механизм»,
приобретают свойство процессов, управляемых законами. На ум невольно приходят
слова аббата Мабли, малоизвестного философа времён Французской революции:
«Не значит ли это, что наука об обществе есть всего лишь отрасль
естествознания?»
Благодаря своему сходству с процессами, протекающими в естественных
системах, эти закономерности легко поддаются упрощению, свойственному всякой
науке; а упрощение (самым важным примером которого в экономической теории
является, пожалуй, предписание ceteris paribus — «при прочих
равных»), в свою очередь, способствует представлению исходных системных
процессов в высокоформализованном, даже аксиоматическом виде. Теперь, когда
экономическая система описана набором строгих формул, остается только решить, какие
элементы в совокупности общественной жизни являются для выбора главными, какие
— второстепенными, и заключить второстепенные в скобки. Неоклассический анализ
отсеивает любые аспекты социального взаимодействия которые не могут быть
представлены в терминах гедонического расчета получая в остатке высокочистую
фракцию «максимизации полезности», которая объявляется
фундаментальной и неразложимой субстанцией человеческой мотивации. Благодаря
подобной очистке представителям неоклассической школы удается применять теорию
выбора к таким, казалось бы, преимущественно социологическим разделам
традиционного экономического анализа, как управление фирмой функционирование
рынков рабочей силы или существование ‘жестких’ цен и распространять
экономическую теорию на такие, казалось бы далекие от экономики сферы
общественной жизни как брак и развод, отношения между родителями и детьми,
правительственные решения, политические выборы способы поиска пропитания в
первобытном обществе, смена мест обитания и занятий и, как говорится многое,
многое, другое.*
* Библиографию по этим вопросам см.: Hirshleifer, 1985. Р.
53, n. 1; Heilbroner, 1988.
Я уже предупреждал, что правомерность такой экспансии вызывает
у меня большие сомнения, но этот вопрос мы пока оставим Следует прежде всего
признать что системный характер экономики действительно создает обособленную
область анализа, не похожую ни на какую другую. Ни одной другой социальной
дисциплине не удалось в своей сфере найти квазирегулярную внутреннюю структуру,
которая хотя бы сколько-нибудь напоминала экономическую. Не существует ни
социологических, ни политических аналогов «законов» спроса и
предложения закономерностей социальных причин и следствий обобщенно описываемых
с помощью производственных функций: не обладают эти науки и инструментами
анализа, которые по своей разрешающей силе приближались бы к статистике
национальных счетов. Подобные методы анализа поведения, моделирования
результатов деятельности или выявления отношений, часто незаметных
невооруженному глазу ставят экономику в главенствующее положение, вызывающее,
по понятным причинам, зависть у других общественных дисциплин. Если экономика
и имеет право называться королевой общественных наук, то право это, безусловно,
принадлежит ей благодаря тому, что экономическая система — предмет изучения
науки экономики — имеет так много общего с физическими системами, изучаемыми в
рамках естествознания.
Спешу добавить, что это вовсе не означает, что благодаря
такому сходству экономическая наука автоматически приобретает способность
точно предсказывать. Экономисты первыми согласятся, что от их дисциплины не
приходится ждать прогнозов, которые хоть сколько-нибудь приближались бы по
своей точности к тем, которые дают технические науки, медицина или астрономия.
Ceteris paribus — это неразрешимая проблема многих, если не сказать всех,
попыток составить социальный прогноз. Более того, функции, описывающие
экономическое поведение, в отличие от тех, что описывают «поведение»
звезд или частиц, несут на себе неизгладимый отпечаток волеизъявления или
интерпретации. Именно с этим связана некоторая неопределенность социальных
теорий, ведь смена ожиданий под воздействием сигналов, которые нигде, кроме
как в голове экономического агента, не регистрируются, может даже знак поведенческой
функции изменить на противоположный.*
* Предложенная Адольфом Лоу «политическая экономическая
теория» представляет собой попытку отстоять способность экономической
науки к практическому прогнозированию путем преодоления этой неопределенности. В
предлагаемом им «инструментальном» варианте экономической теории
поведенческие функции рассматриваются не как инвариантные данные а как целевые
переменные, а задачей экономического анализа становится определение того какой
должна быть поведенческая реакция, чтобы рыночная система достигла желаемой
цели. Экономика, таким образом, превращается в чисто «политическую»
общественную науку если употребить формулировку Лоу (я бы сказал что она
становится инструментом социального порядка а не технологической базой системы
—Р.Х.) См.: Lowe, 1965. Heilbroner. 1966.
Таким образом, ответ аббату Мабли заключается в том, что
между естественными науками и наукой о рынке имеется большая разница. Даже
если согласиться, что при анализе рынка мы находим гораздо больше функциональных
зависимостей, чем при изучении других сторон общественной жизни,
функциональность эта принципиально иного толка, чем у тех законов, на которых
зиждется могущество естественных наук.
Было бы, однако, ошибкой усматривать в этой практической слабости
причину для дискредитации кровного детища экономической науки — системного
подхода. Действительно, в критические моменты, возникновение которых мы не
можем заранее предсказать, экономическое поведение становится непредсказуемым,
что часто приводит к самым серьезным последствиям. Однако при нормальном
течении событий закономерности которые вытекают из наших грубых и
малоподвижных экономических «законов», позволяют тем не менее
предсказывать будущее с известной степенью достоверности. Если торговый дом
«Мэйсиз» хочет обставить своего конкурента «Гимбелс», он не
станет повышать цены. Прогноз ВНП на будущий год, составленный Советом
экономических консультантов, может несколько отличаться от реальных цифр, но
не на 25 и не на 50 процентов. Экономические процессы как бы
самокорректируются, и в результате степень зависимости между ними приближается
к функциональной. Если бы это было не так поведение рыночной системы было бы
непредсказуемым — во всяком случае, недостаточно предсказуемым для того, чтобы
различные общества отважились поставить на эту карту свою историческую судьбу.
Прогнозные качества экономической теории ни в коей мере не сравнимы с
возможностями естественных наук, однако она сумела подойти к ним ближе, чем
любая другая общественная дисциплина.
.
